Восточная философия
«Восток — дело тонкое…» Кто не знает эту знаменитую фразу из фильма, давно уже вошедшую в поговорку? Восточная философия тонка и в то же время многогранна. В ее основу легли направления мышления, рожденные двумя культурами сразу: китайской и индийской. Она названа Древней. Но она настолько расширила пространственные и временный рамки, что представляет огромнейший интерес и сегодня.
Восточная философия — вовсе не набор догм и никак не исторический памятник, здесь невозможна трансформация. Это — обращение к сущности человека. К изначальной его сущности. Человек остается нераскрытым не только для других, но порой даже для себя, оказавшись не в состоянии постигнуть собственный внутренний мир. Назревает вопрос: почему, зная столько направлений решения возникающих проблем, мы хотим знать, как объясняет феномен человека именно восточная философия? Влечет экзотичность? Возможно. Мы, подверженные в той, или иной степени влиянию европоцентристскому, всегда будем удивляться тому, насколько богаче восточное единство социальных и природных процессов, насколько велика многогранность и физических, и интеллектуальных человеческих возможностей.
В чем они, эти особенности восточной философии? В синтезе мифологического, рационального и религиозного учений. Здесь переплелись учения Конфуция и Будды, Веды, «Авеста». Это целостное видение человека. Восточная философия рассматривает и мир, и самого человека, как творение богов. Здесь прослеживаются гилозоизм, анимизм, ассоциативность и антропоморфизм. Все оживляется, одухотворяется. Природные явления уподобляются человеку, человек — миру.
Взаимоотношения первобытного человека и природы вызывали ощущения неразрывной связи: в образах богов персонифицированы силы природы (человек, испытывая могущество богов, бессилен был противостоять им), у богов и людей как бы общая жизнь, с общими чертами и общими пороками. Кроме того, что боги всемогущи, они еще, как и люди, капризны, мстительны, зловредны, любвеобильны и т.д. В это же время герои мифов наделяются фантастическими способностями преодолевать зло на пути к торжеству справедливости.
Хаос постепенно упорядочивался и мироздание стали приписывать»первочеловеку»: тысячеглавому, тысячеглазому, тысяченогому Пуруша, ум которого породил Луну, уста — огонь, глаза — Солнце, дыхание — ветер.
Пуруша — и воплощение космоса, и человеческое сообщество с самой что ни на есть ранней иерархией (именно социальной), проявившейся в разделении на “варны”: брахманы (или жрецы) — изо рта Пуруши, из рук его появились кшатрии (сословие воинов), из бедер — вайшья (торговцы), а остальные (шудры) — из ступней.
Китайские мифы объясняют мироздание подобным образом, только имя сверхчеловека в них — Паньгу. Вздохом его рождены ветер с облаками, головой его рожден гром, из глаз вышли Солнце с Луной, 4 стороны света произошли от рук и ног, реки — из крови, роса и дождь — из пота, молнией стал блеск глаз…
Пытаясь рассудочно осмыслить причинность мира в различных его проявлениях изменчивости и постоянства, человек должен был увидеть свое, предназначенное ему место. Оставалось ощущение себя в неразрывной связи с космосом, но уже появлялись мысли о некоем абсолюте, о существовании первопричины, о первоосновах бытия. Человеческая связь с абсолютом уже начинает складываться по двум моделям, где одновременно отражаются и склад восточных народов, и их общественный уклад. В двух столпах содержатся: централизованный деспотизм (он основывается на государственных владениях водой и землей) и сельская община. В сознании преломляется абсолютно безграничная власть монарха Востока (всемогущество единого, с атрибутами главного божества).
Единое в Китае — «великое начало», которое способно рождать, наделять, умерщвлять человека, обожествляется теперь в Небе (или «Тянь»). В «Каноне стихов» («Ши цзин») всеобщим прародителем является небо. В «Каноне» освещаются общественные устои, их нужно поддерживать и сохранять. Несколько позже складывается и представление о совершенстве человека, где на первом месте стоят гуманность и этикет (некие непреходящие ценности — доброта, смелость, моральный императив: «то, чего не должны делать мне, я не стану делать другим», добродетель, строжайшее подчинение сложившимся социальным ролям: государь должен оставаться государем, сын — сыном, а отец — отцом).
Идеологическим фундаментом китайского общества стало конфуцианство, указавшее в краеугольных камнях социальной организации норму, правила, церемониал. В каноническом трактате «Ли цзы» Конфуций писал: «Без Ли порядка быть не может, а значит, не может быть в государстве и процветания. Не будет Ли, — не будет различий между подданными и государем, низами и верхами, стариками и молодежью. Ли — вещи в установленном порядке».
Похожая картина складывается в Индии. Здесь Брахма образует нереальное и реальное, определяет имена и карму, дает особое положение. Он же установил кастовые деления с требованием безусловного их соблюдения. Здесь верхи — брахманы (или жрецы), а служение им поощряется и оценивается, как «дело высшее» шудры (простолюдинов).
Индийская реальность — в «земном круге», который детерминировал человеческую жизнь настолько жестко, что каких-то надежд на избавление от страдания в случае провинности не оставлял. Единственный путь — в разрыве «сансары» (цепь перерождений).
Кстати, здесь кроется источник мистического поиска и путь аскезы, что предложены в «Бхагавадгите”, это ярко и сильно развернуто в буддизме: «Лишь не привязанный мыслями, себя победивший, оставшийся без желаний и отрешенный человек достигнет совершенства…»
Особенности философии древнего Востока будут бередить умы еще многих и многих поколений…